Россия молодая. Книга первая - Страница 146

146

От вечного недосыпания глаза у Иевлева стали красными, от снега, дождей, ветров лицо побурело. Однажды, провалившись под лед на Двине, он несколько часов не мог переодеться в сухое. Вскоре его стала крутить лихорадка. Он перемогался, страшась занемочь надолго; бабинька Евдоха лечила его своим вещетиньем, медвежьей мазью, горячей баней — не помогало. Воевода прислал иноземца лекаря, Сильвестр Петрович иноземные декохты вылил — лекарь ему не внушал доверия. Лихорадка миновала сама собой, но невыносимо стали болеть локти, колени, плечи. По ночам от боли сами собою из глаз выжимались слезы. Егорша растирал капитан-командора водкой с перцем, ставил припарки. К утру становилось легче, только ноги сделались не слишком послушными. Сильвестр Петрович велел Егорше вырезать трость, стал ходить, опираясь на палку. Думный дворянин Ларионов непререкаемо сообщил воеводе:

— Недолго, вовсе недолго протянет сей анафема. Как лето сделается — почернеет, и отпоем…

Воевода вздохнул:

— Приберет господь, тогда и возрадуемся. Ныне — рано.

Дьяк Гусев, увидев Иевлева тяжело опирающимся на палку, шепнул о том палачествующим на съезжей Абросимову да Молокоедову:

— О трех ногах пошел, а годы еще не старые. Здесь и похороним…

— Со скорбию! — хихикнул Абросимов.

— Ужо поскорбим! — обещал Молокоедов.

В Сергиевском, в Николо-Корельском, в Пертоминском монастырях передавали радостно архангельские вести:

— Иевлев, песий сын, подыхает: ликом исхудал, очи кровью налились, недолго нам ждать…

— Дьяк Гусев отцу келарю сказывал: в Семиградной избе чего-то делает, а потом вдруг и застонет. Видать, огнем его сатанинским так и палит, так и палит…

— То колокола ему наши святые отливаются. Слезы наши, горе наше, тишина наша беззвонная…

У воеводы Алексея Петровича не бывал Иевлев никогда. Все решал и делал сам, будто князя и на свете не было. Прозоровский помалкивал, боясь ввязываться, но свирепел с каждым днем все более. Съездил даже за советом к архиепископу Афанасию. Старик принял его в полном облачении, сказал смиренно:

— Молюсь за тя, воевода достославный.

Лекарь Дес-Фонтейнес на расспросы князя о силе шведского воинства пожимал плечами, отвечал односложно:

— Нарва, князь, на многие годы все предопределила.

Воевода кряхтел:

— Пожгут город-то?

— Много вероятия, что город будет сожжен. Король Карл слов на ветер не бросает.

— Большой ли силою придут, как думаешь?

— Малыми силами идти не имеет смысла, князь.

— Да ведь вот пушки капитан-командор льет, крепость строит, стрельцов учит…

Дес-Фонтейнес молчал. Темное его лицо ничего не выражало. Глаза смотрели в стену, мимо воеводы.

— Чего молчишь? Совета спрашиваю, а он молчит.

Однажды лекарь сказал, что мог бы предположить исход сражения, если бы знал, какова будет крепость. Воевода всполошился, послал дьяка Молокоедова в Семиградную избу, чтобы пришел инженер Резен и доложил, что за крепость. Инженер пришел к вечеру, обильно поужинал за богатым боярским столом, потом сказал, дерзко скаля зубы:

— Крепость будет превосходная, и могу поставить свою голову об заклад, что ни один корабль безнаказанно мимо крепости к городу не проследует.

Прозоровский разобиделся:

— Впервой слышу. Все тайно, все тишком… Самого воеводу обходите.

Инженер спросил с глупым видом:

— А разве князь не имеет копии чертежной крепости?

Дес-Фонтейнес сказал, что как это ни неприлично, но чертежей князь не видел.

— И вы, достопочтенный магистр, тоже не видели?

На мгновение взоры иноземцев — бременца инженера Резена и шведа, именовавшего себя датчанином, лекаря Дес-Фонтейнеса — встретились. Резен смеялся над шведом. Лекарь Дес-Фонтейнес подумал беззлобно: «Хитрец, хочет денег. Что ж, свой своему не враг, деньги будут. Для начала дадим поболее, не пожалеем».

Воеводу с Резеном лекарь не без труда помирил, застолье затянулось надолго, пили очень много, инженер заметно хмелел. Погодя пьяным голосом предложил воеводе оказать великую честь — побывать на цитадели. Провожая инженера к саням, лекарь сказал по-немецки, что хорошие услуги хорошо вознаграждаются.

— Кем? — спросил Резен.

Лекарь объяснил, что герр Иевлев напрасно так недружен с воеводою, с которым следует поддерживать добрые отношения. Князь — влиятельное лицо в государстве, он был в свое время воеводою на Азове, как раз в ту пору, когда стрельцы там взбунтовались. Стрельцы — злейшие враги государя. Не надо забывать, что бунтовщики требовали выдачи на казнь двух персон, только двух: ныне покойного достославнейшего адмирала господина Франца Лефорта и князя-воеводу Прозоровского. Государь многим обязан Прозоровскому и сердечно его чтит в то самое время, когда князь здесь не имеет даже плана крепости.

Резен оскалился, показывая крепкие зубы, закивал головою, соглашаясь, но вдруг спросил:

— Вы долго жили в Швеции? У вас шведское произношение.

Дес-Фонтейнес от неожиданности смешался.

Ночь он провел тревожную, без сна.

На следующий день Резен сам приехал за воеводою, но лекаря на постройку крепости не пригласил. Дес-Фонтейнес не сказал ни слова, но воевода раскричался. Инженер ответил ему сухо:

— Я, князь, лишь исполняю приказание господина капитана-командора. Он есть для меня начальник, я есть для него подчиненный. Он сказал: на крепость поедет лишь только один, и более никто, — воевода князь Прозоровский. Что касается до господина лекаря Дес-Фонтейнеса, то он будет ожидать господина воеводу в избе в Архангельске. Вот — все. И никак иначе.

146