— Я доставил вам приказ короля! — произнес Пипер за десертом. — Вы вскроете конверт на пути в Московию, после посещения кораблями города Копенгагена…
И он протянул Юленшерне конверт с пятью королевскими печатями.
— Что-нибудь новое? — спросил шаутбенахт.
— Насколько мне известно, нет. Просто церемониал овладения городом Архангельском и милости короля матросам и офицерам эскадры…
Юленшерна спрятал конверт в железную шкатулку, повернул ключ в замке и опять опустился в свое кресло.
— На словах его величество ничего не приказал передать?
— Его величество государь наш король недоволен, — ответил граф Пипер. — Крайне недоволен. Вы слишком долго собираетесь…
— Слишком долго? Напомните его величеству нашему королю, граф, что я много лет ведал нашими агентами в Московии и знаю о ней больше, чем… — он запнулся, — чем многие другие. Я хочу сбить людей с толку. Пусть они думают, что мы действительно идем промышлять китов…
— Ни один мальчишка в королевстве не поверил этой сказке! — улыбаясь ответил Пипер. — И вы напрасно спорите, мой друг! Его величество государь наш король весьма резко выразился насчет продолжительности сборов экспедиции…
— Как — резко?
— Мне бы не хотелось вас огорчать, мой друг…
— Но я должен знать мнение моего короля обо мне, граф!
Пипер вздохнул:
— Как вам будет угодно: его величество государь выразился в том смысле, что такой старый и упрямый осел, как вы…
— Старый и упрямый осел?
— Да, гере шаутбенахт. И еще его величество государь наш король изволили сказать, что даже пираты к старости делаются слишком осторожными…
— Это все?
— Да… — неуверенно сказал Пипер. — Впрочем, еще было сказано насчет того, что вас можно заменить…
Шаутбенахт молчал. Пипер налил ему вина. Он отодвинул от себя кубок и произнес, сдерживая бешенство:
— Хорошо, граф, я снимусь с якоря сегодня же.
— Если все подготовлено, то вам действительно следует сниматься немедленно. Говорю вам об этом как ваш искренний друг. Его величество убежден в успехе экспедиции, тем более, что на кораблях негоциантов в Архангельске есть ваши люди, не так ли?
Юленшерна сказал, что действительно есть.
Проводив графа Пипера, ярл шаутбенахт кликнул цирюльника и велел поставить себе пиявки, дабы очистить жилы от дурной крови. Потом, отдохнув и выпив вина с водой, он приказал поднимать сигнал: «Эскадре иметь полную готовность к походу!»
— Но вы дурно выглядите! — воскликнула фру Юленшерна.
— Для своих лет я выгляжу отлично! — возразил шаутбенахт.
После сигнала «Командам пить королевскую чарку и обедать» взвился флаг, означающий: «Внимание». И сразу же шаутбенахт велел передать эскадре: «С якорей сниматься, следовать за мной!»
От берега отвалили гребные суда — выводить корабли из порта.
— Начинайте! — велел шаутбенахт.
Босые матросы пошли по палубе, налегли на вымбовки, начальный боцман с плетью побежал возле матросов. Шаутбенахт приказал идти бейдевинд левым галсом. Корабль медленно разворачивался. Ветер наполнил фор-марсель, заиграл в грот-марселе и в крюйселе. Капеллан эскадры набожно произнес за плечом ярла Юленшерны:
— Да покровительствует нам святая Бригитта!
— Аминь! — отозвался шаутбенахт.
На шканцах барабанщики били на семи барабанах: «Поход во славу короля!»
— Вот тебе и киты! — сказал матрос по кличке «Швабра» другому матросу, длинному и сердитому Кристоферу. — Слышишь, что бьют барабанщики?
— А мне наплевать, что бы они ни били! — ответил Кристофер.
— Они бьют «Поход во славу короля», — сказал Швабра, засовывая за щеку кусок жевательного табаку. — Мы идем в Московию.
— Московиты богаты! — сказал Кристофер. — Пора и нам немного погреть руки.
Полковник Джеймс и фру Юленшерна стояли на полуюте. Джеймс, в парике, в треуголке, с мушкой у рта, кутался в черный суконный плащ, говорил галантно:
— Буду счастлив, фру Маргрет, если в городе Архангельске найду хоть что-либо, что вызовет улыбку столь прекрасных губ…
— А разве мы все-таки идем в Архангельск? — насмешливо спросила Маргрет.
— Мы, фру, идем убивать китов…
Матросы на баке мерными голосами пели старую, страшную пиратскую песню:
Руки не мыть и пить, фифаллерала,
Поскорее пить, потому что отмыть нельзя…
Фифаллерала-лерала,
Нам кровь не отмыть…
— Я, кажется, знаю эту песню, — сказала фру Юленшерна. — Несомненно знаю. Я только не слышала раньше ее слов.
— Очень грубая песня! — заметил Джеймс. — Вам, пожалуй, не стоит ее и знать, фру Юленшерна…
Она топнула ногой:
— Молчите!
Принимай-ка, ведьма, гостей!
Таверна нас не ждала и трактирщица тоже,
Налей же, старуха, налей!
Ты не знаешь чего?
Не того, что мы проливаем, а еще покрасней!
Налей!
Фифаллерала-лерала!
Ла-ла!..
— Теперь я поняла! — сказала фру Юленшерна. — Эту песню свистит мой супруг. Да, да, когда он в духе, он непременно насвистывает эту песню. Так протяжно, словно ветер завывает в море…
К заходу солнца в субботу эскадра шаутбенахта Юленшерны бросила якоря в Христианхазен — в гавани датской столицы Копенгаген. Матросы и солдаты, столпившись у бортов, с вожделением смотрели на богатый город, живописно раскинувшийся под вечерними солнечными лучами. Рыжий Билль Гартвуд рассказывал:
— Я имел честь участвовать в бомбардировании этого города в тот день, когда соединенная эскадра решила покончить с датчанами. Линейные корабли стояли как раз за тем мысом. Я служил тогда канониром на стопушечном «Хук». Надо было видеть, что тут делалось…